Сотрудник спецназа из Марий Эл рассказал о своем опыте: «Война – это грязь, кровь, пот и слезы»

20 февраля 2021Возрастное ограничение16+

Александр начал службу в армии в 17 лет/фото пресс-службы УФСИН России по Республике Марий Эл.

Он несколько раз принимал участие в военных действиях

В УФСИН России по Республике Марий Эл есть отдел специального назначения «Ястреб», основной задачей которого является пресечение преступлений и правонарушений в местах лишения свободы. Однако нередко его сотрудники выезжали в служебные командировки и участвовали в контртеррористических операциях. В преддверии Дня защитника Отечества сотрудник спецназа «Ястреб» Александр рассказал о своем опыте службы и боевых действиях, в которых он принимал участие.

Я вернулся из армии в 1993 году, приехал в Йошкар-Олу, хотя сам не местный. Взяли меня в Заречный отдел милиции, прослужил я там полгода, но из-за сокращения должности снова пришлось искать работу. В газете бесплатных объявлений прочитал, что в службу исправительных дел и социальной реабилитации МВД – так тогда назывался УФСИН – требуются сотрудники для службы в спецназе. Взяли меня сразу после собеседования: командир отряда узнал, что я, как и он, служил в ВДВ и даже раздумывать не стал о моей кандидатуре.

С чего начались и как прошли ваши годы в армии?

Я всегда мечтал служить только в ВДВ. Получалось так, что к наступлению моего 18-летия десантники команду не набирали. Поэтому я попросил отца сходить в военкомат, а тот договорился, чтобы мне в документах поменяли дату рождения, так что я ушел служить в ВДВ, когда мне еще и 18 лет не исполнилось.

Александр попал в легендарную витебскую 103 десантную дивизию. Затем была служба в Литве, потом в Санкт-Петербурге, а после серьезной подготовки его ждала настоящая война в Югославии.

Что было в Югославии, и какую роль там играли российские военные?

После начала боевых действий было принято решение организовать миротворческие батальоны. Конечно, их основу составили части российских ВДВ. Наш батальон первым в 1992 году вошел в Югославию, когда там разгорелась гражданская война между сербами и хорватами. Мы стояли на территории Сербии перед фронтовой линией и выполняли функцию разграничения, чтобы стороны не провоцировали друг друга. Образно говоря, мы были живым щитом, предотвращали открытые столкновения.

Как к вам относились воюющие между собой сербы и хорваты?

Мы стояли на территории Сербии, и местные жители относились к нам, как к своим братьям. Никакого языкового барьера между нами не было, сербский язык очень похож на русский. Люди приходили к нам, угощали пирогами, блинами. Когда мы въезжали в поселки, нас встречали, как в фильмах: народ выстраивался вдоль дороги, ликовал, радовался нашему приходу, пока мы проезжали на БМД. В поселке нас поселили в школе, закрытой на время войны, и прямо во дворе местные накрыли для нас стол. Это было очень удивительно, ведь шла война, денег и продуктов ни у кого особо не было, а они старались организовать для нас праздник. Со стороны сербов никаких провокаций в наш адрес никогда не было. Вот хорваты нам были не особо рады, но в целом тоже вели себя цивилизованно.

Когда вы впервые столкнулись с чувством страха во время войны?

Впервые я испытал страх, когда мы попали под бомбежку. Это было месяца через полтора после нашего приезда. Со стороны Хорватии все мины, адресованные сербам, вдруг полетели в нас. Это было страшно, но мы ведь были готовы к такому, не зря прошли несколько месяцев подготовки. Нашими командирами были ветераны, которые прошли службу в Афганистане, они учили нас тому, что делать в таких ситуациях. У каждого был свой алгоритм действий, все было отработано. А еще страшно, когда входишь в деревню, а все ее жители вырезаны от мала до велика. Ужасает жестокость людей, осознание того, что они могут творить друг с другом.

Сколько всего командировок на войну у вас было?

Семь, но это я посчитал только Чечню, куда ездил с «Ястребом». Югославию я не считаю, тогда еще молодой совсем был, да и выступали мы миротворческими войсками. Еще была командировка в Нальчик, когда боевики пытались город захватить. Нас и туда посылали, но мы не вели никаких боевых действий, просто поддерживали общественный порядок.

Можете назвать какую-то командировку самой сложной?

Все командировки тяжелые, и морально, и физически, все! Даже, когда нас отправляли в Грозный на охрану следственного изолятора, это было тяжело. Кажется, что там сложного, в основном занимаешься охраной изолятора, иногда сопровождаешь конвой, чтобы его не обстреляли, но это такая изматывающая трехмесячная рутина! Плюс погода: то изнурительная жара, то страшные ливни, когда все подвалы затопило. В общем, не было ни одной командировки, чтобы она незаметно пролетела. Война – это грязь, кровь, пот и слезы, это очень страшно и плохо.

Также Александр вспомнил, что в 1995 году, когда начиналась чеченская кампания, их отряд вылетал туда на обычном авиарейсе. Он рассказывает, что со стороны эта ситуация выглядела весьма необычно: 20 человек в форме с автоматами на груди и ящиками патронов в руках зашли в самолет, на котором летели гражданские пассажиры.

Но ведь не пускают на самолет с оружием, как такое возможно?

Это были 90-е, мы ехали на войну, какие вообще вопросы, кто нас не пустит? Нас, наоборот, через «зеленую зону» провели, без досмотра. Как через эти металлодетекторы пройти, если на мне несколько стволов оружия было? Все на себе несли и подняли прямо на борт самолета, а не в багажную секцию. Ну, народ, который летел с нами одним рейсом, напугался, конечно, слегка.

С каким чувством вы отправлялись на войну?

Когда в первый раз отправился в Югославию, я еще ничего не чувствовал: пацан пацаном, мне 19 лет, в голове ничего не было. Одна мысль — мы же десантники, мы всех победим! Вообще не было понимания, куда я иду, не думал, что все так тяжело будет. А вот когда в Чечню поехали, я уже понимал, что это другая война, и едем мы с другой миссией, предчувствия были не из приятных. Но тогда у меня все равно меньше было социальной ответственности. Жены нет, детей тоже, а родители, мол, все стерпят. Мне казалось, отец военный – он все поймет, а мать… ну что, потерпит, куда ей деваться. А вот когда я уже обзавелся семьей, тогда начал беспокоиться о том, что нужно вернуться живым, сына воспитать, чтобы, не дай бог, без отца не рос.

Как ваша семья относилась к этим командировкам?

Нормально, — спокойно отвечает Александр. — Жена прекрасно понимала, за кого выходит замуж и чем это, так сказать, чревато. Тем более, тогда все смотрели новости, понимали, что в стране происходит. А сын еще маленький был, какие у него переживания? Он и не понимал, кем отец работает: «Ага, пап, пока-пока!», вот и все прощания. Вообще, если жены не понимают того, что «есть такая профессия – Родину защищать», семейная жизнь может не сложиться. Но у нас, к счастью, это не так.

Напомним, ранее судебный пристав отделения спецназа рассказывал о тонкостях своей работы, также бывалый охотник из Марий Эл рассказывал о том, как связаны любовь к животным и их убийство.

Если вам есть, что нам рассказать, и вы готовы стать героем репортажа, вы можете:

написать на почту по адресу pgorod12@mail.ru; написать нам во "ВКонтакте"; написать нам в "Инстаграме"; позвонить по номеру 304-315.

А вы или ваши близкие сталкивались с войной? Рассказывайте в комментариях!