"Пусть они сгниют на ветке, чем уедут в Россию": вот почему у нас нет качественных мандаринов

На юге зима пахнет не снегом, а мандариновой кожурой – так говорит хозяин небольшой цитрусовой фермы, который проводит почти все месяцы с октября по февраль среди деревьев. Его день начинается еще в темноте: пока туристы спят в своих гостиницах у моря, он уже идет по влажной земле между рядами, проверяет, как пережили ночь ветки, не потянул ли ветер пленку на укрытиях и не подмерзли ли самые поздние плоды. Для него это не романтика, а обычная работа, но каждый сезон он все равно ловит себя на мысли, что до сих пор не устал от вида оранжевых шаров на фоне зимнего неба.

Свою ферму он получил не из грантовой программы и не купил на кредитные деньги – участок достался от родителей, а первые деревья они высаживали еще в 90‑е. Тогда никто не думал о сертификатах, экспортных поставках и логистике, мандарины продавали прямо с машины у дороги. Сейчас требования выросли: чтобы поставлять фрукты в большие города, нужны документы на землю, лабораторные анализы, маркировка, договоры с оптовиками. Но старые хозяйства часто так и остаются полулегальными: земли оформлены не до конца, часть границ только «по понятиям», а не по кадастровому плану. Для владельца это замкнутый круг: чтобы развиваться, нужны деньги, а чтобы получить деньги, нужны идеальные документы.

Зимой он видит две разные картинки. Первая – это когда приезжают туристы. Они выходят из машин, озираются по сторонам так, будто попали в кино: «Неужели это все – ваши мандарины?» Люди берут в руки первые попавшиеся плоды, нюхают кожуру, пробуют дольку и почти всегда говорят одно и то же: «Совсем не как в магазине». Для них это маленькое чудо – сорвать фрукт с ветки и сразу съесть. Для него – результат месяцев работы, когда летом он следит за поливом, борется с болезнями, вручную обрезает лишние ветки, чтобы дерево не перегружалось и не истощалось.

Вторая картинка – февральская. Когда плоды все еще висят на ветках, но туристы уже разъехались, закупщики цену поднять не хотят, а рабочих на сбор не найти. Он стоит посреди сада, смотрит на деревья и примерно прикидывает, сколько тонн так и останется висеть до тех пор, пока мандарины не почернеют и не осыплются. Иногда он вслух произносит фразу, которую однажды сказал в сердцах: пусть лучше сгниют на ветке, чем уйдут за бесценок. И сам понимает, что в этих словах не только усталость, но и обида – за то, что чужой труд, годы ухода за садом оценивают дешевле, чем упаковку в супермаркете.

Он знает, что в российских городах часто жалуются: «Нормальных мандаринов не найти». И каждый раз, слыша такое по телевизору или от туристов, только усмехается. Хорошие мандарины есть – прямо у него за окном. Спелые, сладкие, без обработки воском, без долгой дороги в фуре. Но чтобы эти плоды доехали до крупной сети, нужно пройти длинную цепочку: оформить землю, получить заключения, найти оптовика, договориться о цене, выдержать отсрочку платежа. Для небольшого хозяйства это почти неподъемная задача. Он не раз считал: расходы на бумажную сторону вопроса съедают львиную долю возможной прибыли.

Он пробовал работать с перекупщиками. Схема всегда одна и та же: они приезжают, смотрят на деревья, хвалят урожай, а потом называют цену, которая едва покрывает затраты на сбор. На вопросы о повышении только разводят руками: «Если не вы, найдем других». Иногда он все-таки соглашается – просто чтобы не смотреть потом на черные плоды под деревьями. Но каждый такой сезон оставляет привкус несправедливости: кто-то потом продает эти мандарины в рознице в три–четыре раза дороже, а тот, кто выращивал, получает минимум.

Туристический формат с открытыми садами стал для него компромиссом. Несколько лет назад к нему заехала небольшая экскурсионная группа, попросила разрешения зайти в сад и пофотографироваться. Он согласился, а потом увидел, с каким восторгом люди ходят между деревьями, как аккуратно срезают плоды, как внимательно слушают, когда он объясняет, как правильно собирать мандарины, чтобы не калечить ветки. С тех пор он начал сознательно принимать гостей: сделал удобный вход, купил дополнительные секаторы, договорился с соседями о парковке. Это не решило всех проблем, но дало ощутимый плюс – деньги от таких визитов остаются у него, а не у перекупщиков.

Каждый сезон он повторяет одно и то же: сначала объясняет, что мандарин нельзя просто дернуть вниз, иначе ветка будет болеть, а на этом месте долго ничего не вырастет. Показывает, как подхватывать плод, как поворачивать его, если нет секатора, на что смотреть, чтобы не сорвать переспевший или, наоборот, недозрелый фрукт. Люди часто улыбаются, но через десять минут и сами начинают относиться к деревьям бережно. Ему важно, чтобы сад после туристов оставался живым, а не поломанным – ведь эти же деревья должны плодоносить не один год.

Больше всего его поражает реакция детей. Городские ребята, привыкшие к сетевым магазинам, иногда спрашивают, не красят ли мандарины специальной краской, почему они такие яркие. Для них сам факт, что фрукт можно сорвать руками, – открытие. Он иногда дает им маленькое задание: найти самый сладкий плод на своем дереве. Дети ходят вокруг, пробуют, спорят, возвращаются к одному и тому же дереву и потом долго рассказывают родителям, что это «их» мандарин. В такие моменты он понимает, что делает что-то важное не только для себя.

Осенью, когда первые плоды начинают набирать цвет, он уже примерно знает, каким будет сезон. По числу завязей, по состоянию листьев, по прогнозам погоды. Если обещают теплую и сухую зиму, он надеется на хороший урожай. Если синоптики пугают затяжными дождями и холодом, заранее готовится к потерям. Он научился не строить завышенных ожиданий: сад всегда живет по своим законам, и природа в любой момент может напомнить, кто главный.

Иногда по вечерам, когда туристы уехали, рабочие разошлись, а в саду остается только шелест листьев и редкие крики птиц, он просто садится на ящик между деревьями и смотрит на ряд за рядом. Думает о том, что мог бы уехать в город, устроиться на стабильную работу, забыть про болезни растений, про спор с налоговой, про вечные разговоры с перекупщиками. Но каждый раз приходит к одному и тому же выводу: никто, кроме него, этим садом так не займется. Для кого-то это просто мандарины. Для него – кусок жизни, который он не готов менять ни на офис, ни на переезд.

Он не идеализирует свою работу и не считает фермерство «мечтой», как часто пишут в социальных сетях. Это тяжелый, иногда неблагодарный труд, в котором много рутины и мало быстрых побед. Но когда в январе в сад заходят люди, замирают на секунду и тихо говорят: «Вот это да», – он понимает, ради чего продолжает. И каждый сезон, смотря на новые завязи, все равно верит, что в следующий год получится лучше: удастся собрать больше, продать честнее и сохранить сад таким, каким он его задумал.

Если бы его попросили одним предложением объяснить, почему у многих в городах нет по-настоящему вкусных мандаринов, он, скорее всего, ответил бы просто: потому что путь от этого дерева до вашей корзины слишком длинный и запутанный. И пока его не упростят, самый сладкий мандарин так и будет оставаться здесь – на ветке его сада, а не на полке вашего магазина.